Привет!

Меня зовут Саша Скочиленко


А это мои рисунки. Большая часть из них сделана в следственном изоляторе «Арсеналка», где я живу уже полтора года — после того как в апреле 2022-го меня арестовали за антивоенные листовки-«ценники».

В начале мноего заключения цветные карандаши в СИЗО были запрещены. Из изолятора временного содержания, куда я попала в самом начале, мне удалось вывезти всего один — желтый: цветом рубашки он был похож на мои простые карандаши Koh-i-Noor. Поэтому первые рисунки в СИЗО я сделала черной гелевой ручкой.

Спустя несколько месяцев мне удалось опять порисовать цветными карандашами. Меня отправили на психиатрическую экспертизу в Городскую психиатрическую больницу № 6, куда мне передали набор акварельных карандашей. Обратно в СИЗО я смогла забрать только три: темно-синий, коричневый и черный.

Со временем запрет на карандаши в СИЗО был упразднен, однако в камере разрешено иметь одновременно только шесть цветных карандашей на человека.

Итак, перед вами — мой тюремный дневник…

За мир — в тюрьму

«Мне пришла в голову идея: а что если незаметно оставлять мирные открытки на полках в магазинах? Ведь есть еще очень много людей, которые не знают (не помнят?) о том, какое чудо — человеческая жизнь, насколько она прекрасна и дорога, и что насилие — это не решение проблем. Может быть, мы читаем разные новости, посещаем разные мероприятия, слушаем разную музыку — но скорее всего ходим в одни и те же магазины. Язык ценника понятен каждому».
«Свобода слова, свобода самовыражения и мир в моем сознании бесценны, заплатить за них какими-то десятью годами тюрьмы — не страшно. И десяти лет будет мало за возможность мирно и без оружия выражать свое мнение публично».
«Вся Россия сейчас похожа на тюрьму, и нам нужно понять, как теперь с этим жить. Машина государственных репрессий не вечна, а вот любовь — да! Я говорю: „Любовь сильнее всего на свете!“. Мне довелось убедиться: она проходит сквозь решетки, колючие проволоки и неприступные бетонные стены».

Арест ♯ из комикса «Книга о репрессиях»

«Они говорили мне отвратительные вещи, стебали, унижали и травили меня. Я услышала скабрезные комментарии о своем внешнем виде, образе жизни, друзьях и месте проживания, было много сексистских замечаний и откровенно гомофобных высказываний. Все это, конечно, не входило в их работу, а просто являлось следствием той ситуации, когда пятеро агрессивных и не очень образованных мужчин получают неограниченную власть над удерживаемой ими силой женщиной. Наверное, в этот момент какие-то животные инстинкты овладевают людьми».
«Не обошлось без рукоприкладства и намеков на возможное насилие. Так, начальник следственного отдела сказал, „что не стал бы меня насиловать, ведь у него есть глаза“».



«Следователи долго выторговывали из меня информацию в обмен на то, что выпустят меня под домашний арест, но обещания своего так и не выполнили. Так что если вам доведется когда-нибудь быть в России под следствием — не ведитесь, это грязные уловки. По-другому в этих местах не работают».

Письма

«Если бы у каждого политзаключенного в России была такая поддержка, как у меня, наверное, мы бы жили в другой стране… Вы все очень классные люди, раз можете просто так взять и написать какому-то незнакомцу слова любви и поддержки. Временами мне бывает плохо тут и почти невыносимо, но моя гора писем греет меня, как летний лесной костер».
«Я была многодетным отцом из Тарусы, я была близнецами-музыкантами из Санкт-Петербурга, я была матерью новорожденного младенца, я была религиозной еврейкой, изучающей библейский иврит, поэтессой, больной онкологией в счастливой ремиссии, православным пенсионером, ночным сторожем, человеком, который носит передачки своим друзьям — свидетелям Иеговы, заключенным за свою веру в СИЗО, бывшим работником золотопромышленности и владельцем трех котов, персоной в аутистическом спектре, человеком с шизофренией, персоной с инвалидностью, эмигрантами из Франции, Англии, Германии, Литвы, Польши, Абхазии, Израиля, Канады, Финляндии, Грузии, Кипра, Турции, Бельгии, США, Голландии…»

СИЗО ♯ черно-белая серия

«Cчитается, что сидеть на кроватях могут только владелицы нижних кроватей… В камере — восемнадцать человек на 35 квадратных метров: идет ожесточенная борьба за каждый клочок поверхности для существования. Есть негласный запрет для новых людей даже присаживаться на чужие нижние спальные места, и жизнь новичков превращается в тяжелое физическое испытание».



«Бутылку с горячей водой, об которую женщины здесь греются долгими зимними вечерами, к моему крайнему умилению, называют „Алешкой“. Впрочем, некоторые называют такие бутылочки именами своих партнеров».
«В коридоре кричат: „Девчули, завтрак!“ Нам открывают кормушку — прямоугольное окно в двери камеры размером приблизительно с тетрадный лист — и мы должны как можно скорее поставить туда две тарелки и два пластмассовых ведра: одно под чай, другое под молоко»



«Несколько раз в месяц в нашей камере проходит обыск. Иногда все вещи выкидывают прямо на пол, заглядывают за все шкафы, под матрасы, выскребают пыль из щелей между половицами…»
«Где-то после обеда нас ведут гулять в бетонный двор. Там есть длинная зеленая скамейка, бетонные стены с бесконечными надписями: заключенные оставляют друг другу послания, а администрация их постоянно закрашивает и зарешеченный потолок, через который видно небо. Я бегаю кругами по двору, делаю упражнения — если мне не слишком плохо. Иногда пою. Потом я просто лежу и загораю на скамейке».



«Теперь перенесемся во дворы, где я гуляла первые недели. Эти помещения без крыш на местном сленге называются „два на пять“ — метров. Представьте, как в таком дворе, в центре которого стоит грязнющая скамейка, гуляет восемнадцать человек. Все „гуляние“ — это перемещение по кругу в одну и ту же сторону в медленном темпе, фактически затылок в затылок. Еще можно немного постоять в углу, подставив лицо солнцу».
«Котиков здесь великое множество. Всегда упитанные и лоснящиеся. Полудикие. Однажды видела, как один из них поймал голубя и долго носил его в зубах. По ночам слышно, как они дерутся и кубарем катают друг друга по асфальту. По дороге в следственный можно увидеть, как котики лениво лежат у входа и зевают».

Cуд ♯ коричнево-синяя серия

«Пожалуй, опыт судов для меня — один из самых травматичных. Накануне суда по мере пресечения я всегда пишу последнее слово и все остальное, что мне хотелось бы сказать. Когда шли эти суды, вечером мне обязательно нужно было собирать все вещи. Это было самое тяжелое: собирать вещи и думать, что я могу завтра оказаться дома, умом понимая, что не окажусь».
«Я говорю конвоирам свои имя и фамилию, расписываюсь за огромный диетический паек, в котором мне почти ничего нельзя, и следую с конвоирами в автозак. Иногда меня могут закрыть в узком стакане — это очень маленький отсек автозака, в котором еле-еле помещается один человек. Дверь стакана закрывается, и на нее вешают большой замок, для воздуха остается только крошечное круглое окошко размером с донышко небольшой кружки».



«Меня запирают в конвоирке. Это помещение похоже на подземелье: маленькое помещение, обшарпанные грязные фактурные стены, две скамейки, мусорное ведро и очень тусклая лампочка. Окон нет. Скамьи вдоль и поперек исписаны фамилиями всех судей с нелестными эпитетами и сроками, которые они дали, — заключенные называют это стенгазетой. В помещении мало света и мало воздуха. Раз в два часа открывается маленькое окошко в двери и нам предлагают налить кипятка из бойлера и зайти в уборную».
«Перед сном я всегда думаю о Соне и других прекрасных людях, которые приветствовали меня сегодня. Мысленно говорю спасибо всем, кто пришел. А еще вспоминаю людей, которых видела из окошка машины, спешащих куда-то, со взглядом, обращенным внутрь себя. И кажется мне, что они не знают, какое это счастье — просто идти по улице куда хочешь, просто быть свободным. Я и сама не знала — ведь невозможно в полной мере осознать эту великую ценность, пока ее у тебя не отняли».

CИЗО ♯ цветная серия

«Вечером мы наполняем поллитровые бутылки, идем в туалет и „моемся“ над унитазом. Техника замысловатая. Опробуйте в домашних условиях. Сначала подмойтесь из бутылки, потом попробуйте вымыть ноги, а еще попробуйте вымыть подмышки, переоденьтесь, затем тщательно протрите за собой пол от всех капель воды, которые вы пролили мимо. И все это необходимо сделать примерно за шесть-восемь минут, если вы содержитесь в восемнадцатиместной камере. В шестиместной вы можете себе позволить уже десять-пятнадцать».
«Время проверки наступает около десяти часов. Когда открывают нашу камеру, мы должны выйти, держа руки за спиной. Затем в камеру заходит сотрудник или сотрудница в форме — их еще называют галерная или галерный — с огромным устрашающим деревянным молотком и простукивает все поверхности, а также заглядывает в шкафы».



«После ужина моя соседка смотрит „Зачарованных“ и „Сверхъестественное“, а я пишу письма. Иногда мы договариваемся посмотреть какой-нибудь полнометражный мультик по каналу „Дисней“. Обычно в это время я рисую и параллельно его смотрю. Обязательно плачу в конце от того, что добро победило».

Cуд ♯ цветная серия

«На меня надевают наручники и впятером ведут по коридорам и лестницам суда. Моя адвокатка говорит, что видела даже, как убийц водит всего один конвоир. Но я намного опасней — поэтому меня ведут пятеро».



«Щелкают фотоаппараты, люди вытягивают телефоны вверх, как будто я какая-нибудь рок-звезда и иду по красной дорожке. Люди хлопают и кричат слова поддержки. Вы даже не представляете, как важно для меня, что вы приходите! В первый раз, когда я увидела толпу народа в коридоре, я была ошарашена. Это было через день после моего ареста, и я думала, что никто, кроме близких, не придет в такую рань. Мне было так плохо, но потом я увидела всех вас, и мне стало лучше. Лучше мне и теперь, когда я вижу ваши светлые лица, чувствую ваше тепло и поддержку».
«Есть что-то средневековое в том, что тебя судят в клетке: чувствуешь себя каким-то опаснейшим зверем или ведьмой, которую собираются сжечь на костре».



«Меня выводят из зала. Я смотрю только на Соню, стараюсь запечатлеть и впитать ее образ, ее взгляд, она говорит: „Я люблю тебя“, — и я отвечаю ей: „Я люблю тебя“. Эта бесконечная нежность и нега длится ровно секунду — впрочем, и всего времени мира было бы мало, — и меня уводят в наручниках прочь в мрачное подземелье конвоирки».

Соня

«Соня каждый свой день борется за мое освобождение: записывает обращения, дает интервью, пишет заявления и жалобы, таскает мне неподъемные передачи. Она не отреклась от меня из-за моего статуса преступницы или страха самой оказаться жертвой преследования. Мне несказанно повезло с ней! Едва ли каждой гетеросексуальной женщине так повезло с законным супругом».
«Я закрываю глаза и представляю, что нахожусь где-то на пляже… Я валяюсь на золотом песке, а рядом в самом соблазнительном купальнике лежит самая горячая красотка на свете — Соня. Примерно в этот момент доносится лязг ключей — это означает, что пора возвращаться в камеру…»

Свобода

«Так уж вышло, что я представляю собой все то, к чему так сильно нетерпим путинский режим: творчество, пацифизм, ЛГБТ, психопросвещение, феминизм, гуманизм и любовь ко всему яркому, неоднозначному, необычному. Я выживала и росла назло и вопреки всему, что навязывалось нам здесь. Я жила в путинской России так, как будто живу на Вудстоке. Рано или поздно со мной должно было произойти то, что произошло. Но я верю, что это не конец, что я справлюсь, я выберусь, я выживу — независимо от того, на сколько лет меня посадят».
Сашино последнее слово
Все новости о Сашином деле
телеграм-канал «Свободу Саше Скочиленко!»

Сашины комиксы
books.skochilenko.ru

По любым вопросам пишите
free@skochilenko.ru